Какого это, когда внутри не остается ничего кроме всепоглощающего холода, сковывающего клетки твоего организма?
Какого это, когда внутри не остается ничего, кроме всепоглощающего холода, сковывающего все клетки твоего организма?
Так вот, Дик Грейсон может легко ответить на этот вопрос.
Холодный дождь разбивался о мужской стан, длинные пряди волос окончательно налипли на изможденное лицо молодого парня, которое казалось непривычно худым и темным на общем сером фоне царящей вокруг непогоды. Ручейки дождевой влаги очерчивали дрожащие скулы и делали слишком явными залегшие под голубыми глазами синяки.
Ему было больно, он страдал, метался в беспорядке и отчаянно не мог найти свое место.
Глупый маленький мальчик... Ричард потерялся, опоздал на поезд и остался стоять в гордом одиночестве на перроне.
Страшно оказаться на обочине жизни. Ты будто попадаешь в вакуум. Мимо тебя стремительно проносится жизнь, люди, незнакомые лица, пустые, злые и одинокие. А ты смотришь на все это со стороны и понимаешь, что уже никогда не сможешь стать частью этого мира. Пытаешь ухватиться за случайно протянутую руку, но она столь быстро исчезает, что ты едва успеешь коснуться кончиков холодных пальцев.
И сердце сжимается в тугой комок, и душа ноет и болит, и мысли спутаны, и одиночество, проклятое, вязкое, тягучее, заполняет собой оставшуюся человечность, превращая тебя в комок оголившихся нервов.
Свет гаснет, сумерки сгущаются, избранной тропинки больше не видно. Будущее перестает существовать, настоящее оказывается безразличным, а прошлое — слишком болезненным, чтобы его можно было пережить вновь.
Куда идти, где свернуть? Запутался, потерялся, слишком поздно что-либо менять.
Шерстяное пальто стало тяжелым и тянуло Грейсона к земле — туда, где похоронены его родители, туда, где, быть может, ему уже самое место. Неужели судьба специально жестоко подшутила над ним, дав выжить в тот страшный день? Что ж, смейся, небесная канцелярия, смотри, как я не справился, как сдался и оказался раздавленным обстоятельствами. Да, я беспомощный слабак и не могу найти в себе силы, чтобы подняться с колен и двигаться дальше. Я устал! Слышите, мать вашу?! Устал! От того, что мои родные умирают, а близкие и друзья страдают, так как не могут помочь мне. Заслуживаю ли я этого? Нет... Конечно, нет... Я не могу быть эгоистом и жить лишь для себя. Не могу видеть, как они жалостливо смотрят на меня, как пытаются подбодрить теплым словом. Все пустое... Мне это не нужно, потому что это ничего, слышите, ничего не изменит! Я стал другим, мир вокруг стал другим. Этот город... Сколько судеб он загубил и еще загубит? Что стоит моя жизнь? Почему я должен жить, а они — лежать в могиле? Кто ответит на этот вопрос? Брюс, Альфред, Барбара, Тим или, быть может, Кас? Нет, они не смогут, они не понимают, они не знают... Не знают, что я испытываю. Ты пытался Брюс, но у тебя не вышло. Я не могу следовать по твоему пути, не могу скрывать за маской все эмоции, не могу отказаться от них. Ты никогда этого не понимал и видел во мне лишь глупого мальчишку, за которым нужно присматривать. Я был умелым актером в твоем собственном цирке. Его главной звездой. Ведь я создан, чтобы быть героем сцены, верно? Так ты сказал однажды. Вот только мне удалось заглянуть за занавес и понять, что жизнь отнюдь не всегда делится на черное и белое. Слишком много оттенков серого нас окружает. Слишком многого ты не говорил, слишком многое скрывал. И это лишь одна из причин, по которой я сейчас стою здесь.
Слезы вновь потекли из покрасневших и уставших от жизни глаз. Дик лишь встряхнул головой и запрокинул ее назад, подставляя лицо разъяренному небу. Ветер забирался под ворот пальто, заставляя ежиться от холода, руки тряслись и инстинктивно сжимались в кулаки, пытаясь согреться. Пальцы онемели и припухли, но Ричарду было плевать — он захлебывался в собственном горе, не желая выныривать на поверхность.
Губы ощутили соленый привкус слез, смешавшихся с дождем. Ему некуда возвращаться. Он стал чужим здесь, чужим для людей, которые некогда были его семьей. Очередная ошибка, плату за которую парнишка может не осилить.
«Could you tell
I was left lost and lonely
Could you tell
Things ain't worked out my way...» ©
Объятия... Крепкие, но столь ненавистные в этот момент. Барара ударилась в него, словно в гранитное изваяние. Дик не шелохнулся, даже не обнял ее. Руки парня продолжали свисать по швам и трястись от холода и нервов, терзающих душу изнутри. Ее присутствие здесь... Он не чувствовал облегчения. Он вообще ничего не чувствовал!
Что она говорит? Успокаивает? Переживает? Проклятье...
Девочка моя, зачем ты пришла сюда? Что тебе нужно, мышка? Зачем я тебе нужен? Почему ты хватаешься за идиота, который не в силах справиться с собственным прошлым и каждый раз заставляет тебя страдать? Уходи, Бабс, прошу тебя, просто разворачивайся и беги без оглядки. Потому что я не могу сделать тебя счастливой, сколь бы отчаянно не пытался и не хотел этого. Мы зашли в тупик. Нет... Не так... Я зашел в тупик, я подвел тебя и не справился. Я разбился, уперся в бетонную стену и сбил кулаки в кровь, пытаясь ее сломать. Но у тебя есть шанс развернуться и найти выход из этого лабиринта. Так воспользуйся им. Чего стоишь?! Уходи! УХОДИ И НЕ БУДЬ ДУРОЙ, БАРБАРА ГОРДОН!
- Бабс... - сильные мужские руки, дрожа, сжали хрупкие плечи девушки. Дик заглянул прямо в глаза Барбаре, и этот взор был преисполнен боли, скорби и отчаяния. - Уходи...
Он плотно сжал зубы и зажмурился, отталкивая ее назад и отступая на несколько шагов. В небесах грянул гром, лишь сильнее усугубляя трагизм ситуации. Дождь беспощадно бил по лицу. Ему было все равно.
- Не нужно было приходить сюда. Я надеялся найти ответы, но... Как глупо! - он засмеялся и обхватил голову руками, сцепляя кисти за затылком. Грейсон повернулся к Гордон широкой спиной. Промокшие насквозь шерстяное пальто и брюки очерчивали мужественные рельефы, которые сейчас отчаянно не сочетались с израненной душой напуганного ребенка. - Ты права...
Ричард бросил измученный взгляд на надгробия родителей, шумно и сдавленно выдохнув.
- Они здесь... И это моя вина. А в будущем тут можешь оказаться ты, Кас, Тим, Альфред или даже Брюс! Смерть ходит за мной по пятам, Бабс. Неужели ты не видишь? Неужели не понимаешь, что мальчишка, который некогда нагло первый раз поцеловал тебя, приносит с собой лишь боль и одиночество? Я знал, что совершаю чудовищную ошибку, возвращаясь в Готэм, но не подозревал, насколько плачевными будут ее последствия.
Он пнул лежащий в раскисшей земле камень, заставив его отлететь на несколько метров в сторону. Руки сцепили волосы на затылке, стягивая их в тугой мокрый хвост. Жест, преисполненный отчаяния и беспомощности. Он один. Рядом с Диком сейчас находится самый близкий человек в его жизни, но он все равно чувствует себя одиноким и опустошенным. Почему? В чем причина? В нем? В них? В этом проклятом городе? Видимо, здесь попросту нет места человеческому счастью.
- Мы пытались... И я люблю тебя, Барбара. Всегда буду любить. - он вновь повернулся к ней лицом, опуская руки. - Но я не могу так рисковать. Не могу подвергать всех вас опасности. Я не Брюс, я совершаю много ошибок, которые могут стоить вам жизни. А я этого не вынесу. Хватит с меня смертей. Лучше я, чем вы.
Еще один голос, разрезавший повисшую в дождливом небе тишину. Кассандра. Давно она здесь? Сколько успела услышать? Такое чувство, что семья решила возродиться в том месте, где она некогда пала от холодной руки Смерти.
Неважно... Все это уже не важно, потому что мужское сердце больше не может выдерживать столько боли. Хочется закрыть глаза и погрузиться в пустую бесконечность, навсегда...
«Wish the best for you
Wish the best for me
Wished for infinity
If that ain't me...» ©